– Никаких гулек, никаких женихов! Поняла? – Стрельников упрямо уставился на жену и встретил яростный взгляд.
– Да, – отрезала красавица-жена. – Ясное дело. Если условия для нас одинаковы, то два года ты вообще не вправе мне предъявлять претензии.
– Нет уж, – отрезал он. – Это время прошло, ты упустила шанс. Условия одинаковы для всех.
– Ладно, – легко согласившись, хмыкнула Мэри.– Если ты снова ударишься в загул, я могу сделать то же самое? Отлично. Мне подходит.
– Нет! – рявкнул он. – Это неприемлемо!
– Отчего же? – огрызнулась жена. – Твои родители жили именно так. Попробуем и мы.
– Совсем сдурела? – не выдержав, просипел он. – И что ты знаешь о моих родителях?
– То же, что и все, – передернула плечами Мэри. – Мы одна семья. И не тебе ставить условия и рассуждать о моногамии, – раздраженно отрезала она и, взяв Еву за руку, прошла вперед.
«Ладно, дорогая, – мысленно решил Стрельников в запале. – Я сам шугану твоих поклонников! Родители! – раздраженно и горестно подумал Витольд. – Мэри нашла, чем уколоть. Кто им судья? Уж точно не я!»
– Человек не создан моногамным, – любила повторять мама. – Доказано наукой. Мы же не гиббоны какие-то!
Уже в самолете Витольда не отпускала едкая горечь. Родители! Многие пары живут, имея отношения на стороне. Почему же никто никого из дома не выставляет и трусы не режет! Отчего же Мэри взбеленилась так? Ладно, Чапай и мамОля – парочка неразлучников, но все остальные? Стрельников прикрыл глаза, стараясь припомнить рассказы старшей сестры о бурной молодости родителей. А Баженовы? Все, все гуляли! Хотя, если положить руку на сердце, сам Стрельников особо по бабам не ходил. Девчонки-ровесницы, смешно строившие из себя искушенных женщин, его интересовали мало. Да и на ухаживания времени и денег вечно не хватало. Зато судьба наделила его медовым пряником, послав в любовницы разбитную соседку, польстившуюся на шестнадцатилетнего парнишку.
«Эх, эх, – насмешливо пронеслось в голове, – учительница первая моя!»
И в то время случались, конечно, походы на сторону, но Томка смотрела на жизнь проще, все понимала и не обижалась. Мысли внезапно переметнулись на Тамару и Витольд снова почувствовал себя первооткрывателем, когда все в новинку, и от одного лишь прикосновения к белому гладкому телу сносит крышу. Он вспомнил, как, соблюдая конспирацию, наведывался в квартиру двумя этажами выше. И ведь никто ни о чем не догадывался. Ни Томкин муж, ни сестры. Агата, единственная из окружения, все поняла и спросила в лоб, когда незадолго до разрыва пришлось посодействовать обмену квартиры. Витольд взял сестру в сообщники и ни разу не пожалел. А Томка всем и каждому рассказывала, как ей помогает добрейшая Агата Александровна. Да и кто, кроме старшей сестры, знал об этом романе? Только Серый и Майка.
Витольд мысленно вернулся лет так на двадцать назад. Первое время Томка еще жила с мужем. И тот оставался в неведении, равно как и бабки-сплетницы у подъезда.
«Как же, женившись на Мэри, меня угораздило шляться в открытую?– сам у себя поинтересовался Стрельников. – Хотя бы из уважения к жене мог и поостеречься. Видать, после смерти Дунина у меня башню снесло, утратил бдительность».
Стрельников скосил глаза на соседние кресла, где к иллюминатору прилип Ленька, а рядом с ним сидела Мэри с Евой на руках. Дочка что-то жалобно шептала и гладила мать по груди.
«Вспомнила, пиявка», – мысленно ругнулся Витольд, а вслух позвал:
– Иди ко мне, котенька. Пусть мама отдохнет.
Прижав к себе дочку, Витольд снова окунулся в воспоминания. После развода Тамара с маленьким сыном переехала на Коммунаров, поселившись этажом ниже Лиды и Марка.
«Вот у кого можно выведать подробности той старой истории, – нехотя отметил Витольд. – И позвонить Чегевару, может, старик прольет свет на странный заказ. Но самое главное, отвезти семью в Кирпичники. Там в закрытом поселке безопаснее всего. А детям на свежем воздухе раздолье, и Мэри под присмотром».
Мысли лениво перетекли на работу, затем на Чапая и Сказочника. Уткнувшись отцу в бок, тихо сопела Ева, и Витольд, разморенный дорогой и воспоминаниями, сам не заметил, как уснул. Сон на краткий миг вернул его в детство. И мама каталась с ним на карусели, а отец стоял неподалеку и радостно махал рукой маленькому Виташке. А потом в одночасье все закружилось в водовороте. Исчезли родители. Из сна и из жизни. И пластмассовая лошадь с карусели вдруг развернулась и больно ударила копытом. Сначала по плечу, а следом по голове.
Глава 23. Часть 2.
Сон как рукой сняло. Но копыта били снова и снова. Витольд быстро продрал глаза, почувствовав удар в предплечье. Дурацкий игрушечный пони, ведомый проворными ручками Евы, резво проскакал по плечу и подбирался к носу. Дочка, стоя ногами на соседнем кресле, радостно цокала языком. Стрельников аккуратно убрал взбесившееся игрушечное парнокопытное от своего лица и, усадив малышку к себе на колени, ласково поинтересовался:
– А как зовут твою лошадку, Ева? Ты уже придумала имя?
– Эльза! – радостно воскликнула дочка.
Исподволь Маша наблюдала, как муж с дочкой рассматривают новую игрушку.
«Скандала не избежать, – подумала Мэри, глядя на пони, – Эльза точно обидится».
Она окинула взглядом наклонившиеся друг к другу головы. Большую с кротким ежиком каштановых волос и маленькую с русыми растрепавшимися хвостиками.
«Надо же, эту неделю Витольд держался стойко. Никуда не сбежал, и даже не показал виду, что его замучили дети».
Маша повернулась к сыну, принявшемуся рассказывать о полете на вертолете.
– Мигель разрешил мне порулить, ты видела? Я точно стану летчиком, когда вырасту!
Она всмотрелась в горящие глаза и подумала, как дети по-разному восприняли перелет из Лоредо в Эль Пратт. Ленька смело уселся на предложенное ему место рядом с Мигелем, надев наушники, и заворожено наблюдал в лобовое стекло, как огромная стрекоза несется чуть выше птиц и ниже облаков. Так и просидел весь полет. Даже головы не повернул. А Ева, как только заработал двигатель, крепко ухватилась за руку матери, уткнулась в грудь, закрыв глаза. Витольд, усевшись рядом, погладил дочку по спине и, ни минуты не сомневаясь, обнял жену. И Мэри, и Ева очутились в кольце его рук.
– Ничего не бойся, котенька, папа рядом...
«Конечно! -пронеслось у Маши в голове. – Рядом он. Успокоил, отец родной. Надежда наша и опора. Надолго ли прибился к нашему берегу?» Она одернула себя, понимая, что нужно отпустить обиду. Но как? Если муж превратил ее жизнь в персональный ад. И это вместо любви и райских кущ, обещанных под марш Мендельсона. Маша вздохнула тяжело и, подобно Еве, закрыла глаза.
– Трусиха, – прошептал муж ей на ушко и тихонечко клюнул в висок.
В Эль Пратте перемирие закончилось.
Маша снова повернулась к Витольду и Еве. Но Стрельников спал или притворялся спящим. Рядом в кресле одиноко сидела дочка и печально водила лошадкой по открытому столику.
«Все, – едко подумала Маша. – Наигрался в отца семейства. Надоело. Одной недели хватило!»
– Иди к нам, Ева, -позвала она малышку, а про себя решила:
«Нужно обрывать сейчас. Пусть по больному. Но еще есть время, пока дети не сильно привыкли, и она сама не раскисла от любовных признаний. Вернемся и разъедемся каждый к себе».
Витольд из-под опущенных век наблюдал, как задумчивый взгляд жены постепенно из отрешенного становится жестким, а лицо неприступным.
«Кажется, Мэри вышла на тропу войны, – про себя отметил он. – Ишь как за живое задело, стоило только о женихах заикнуться. Ну да подожди, еще не вечер, дорогая! Так просто от меня не избавишься. А вот твоих кавалеров придется извести».
Стрельников снова скосил глаза в сторону семейства. Но жена уже развернулась в кресле и сидела к нему спиной, Ева примостилась к матери, водя по ее голове дурацким пони, а сын, улыбаясь, что-то азартно рассказывал.
Витольд сдержался, мысленно отговаривая себя броситься к жене и осведомиться, кому все-таки куплены часы. Он закрыл глаза и принялся вспоминать, когда у него назначены плановые операции.